Президенту приснился сон, переполненный чужими голосами. Услышав их звук, он открыл глаза и обнаружил себя в узком деревянном ящике. Стенки ящика так плотно прижимали его с обеих сторон, что президенту было неудобно дышать. Ему мешали собственные руки, которые давили в бока, дно, в которое упирались ступни, слишком плотно закрытая крышка и темнота. Первой мыслью, появившейся в связи с таким неудобным положением, была догадка о том, что он каким-то образом очутился в ящике иллюзиониста. Он тут же вспомнил свои детские походы в цирк, сладкую вату, клоунов и, конечно, фокусника, с таким проворством пилившего на каждом представлении улыбающихся женщин, что президент съежился и развернулся вокруг своей оси. Ему, почему-то не захотелось внезапно оказаться на освещенном софитами манеже и под чье-то «Вуаля», глупо улыбаясь, пятиться с арены.
Быть участником циркового аттракциона совсем не президентское дело.
Он еще немного полежал на животе и послушал звуки, доносившиеся снаружи. Странная песня, которая звучала где-то за толстыми стенками его саркофага, не могла быть исполнена под сводами цирка. Обрывки фраз и мелодия, а также слишком затянувшаяся для циркового выступления пауза, после которой он должен был предстать перед зрителями целым и невредимым, говорили обратное – выпускать президента из ящика никто не собирается.
Благословен скитающийся между двумя небесами,
Ибо услышит он ангельский хор
Который возвестит ему о том, что он – заблудился.
Никто и никогда из всего президентского прошлого не пел об ангелах в цирке. Ангелам всегда отводилось место только в одном из учреждений, и только в этом учреждении о них пели хором. Президент задумался. Заблудиться среди двух небес? Неужели он умер и узкий деревянный ящик… ? Между двух небес? Традиционная доктрина говорила только об одном из них, а о том, что среди небес можно было заблудиться - никто не проронил и слова. Что же, в конце концов, небеса – это небеса и уж точно не цирковые подмостки… Президент попытался перекричать поющих или стукнуть в стенку, но вовремя догадался – там, снаружи, его не услышат до тех пор, пока не наступит абсолютная тишина. Стенки ящика были слишком толстые.
И дорогу ему подскажет
Голос, имя Которому…
Президент чихнул. Имени голоса он не расслышал, да и как может быть дано имя просто голосу? Согласно основам логики просто голос не может носить никакого имени. Это было бы слишком абсурдно. Президент решил, что имя он услышит позже, в следующем куплете песни, но тут же был разочарован.
Голос и ничего, кроме него.
Ведь разве может быть что-то еще
У Того, кто живет меж двумя небесами.
Невесомо тело его – как подняться с земли
Если не быть невесомым?
Удивительно правильная с точки зрения логики песня повествовала о явлении, которому не должно было быть места.
Нет лица у Него – солнце опалит лицо.
Нет у Него и крыльев – зачем они
Тому, у кого потолок и пол в доме – небо?
Президент согласился с поющими – к чему крылья, если пространство полета ограничено двумя пределами, пусть и бесконечными?
Нет у него ни рук, ни ног – только голос,
Что легче любого из перьев…
Слушай слова Его, ведь нет ничего кроме слов.
Долгожданная пауза наступила неожиданно, так, что президент чуть не поперхнулся воздухом, который резко набрал в грудь для того, чтобы выкрикнуть свое «помогите!» и так же резко закончилась. Голоса вступили одновременно с ним, заглушив его скромный зов всей мощью закаленных легких.
Голоса пели на английском. Образование позволяло президенту легко переводить и он услышал весь предыдущий стих на языке, ставшем международным еще в те времена, когда сам президент не успел освятить этот мир своим присутствием.
В следующую паузу он успел позвать на помощь. Хор грянул в ответ на превосходном немецком. После были французский, итальянский, еще какие-то знакомые языки, затем языки незнакомые, а после – языки, которые человеческому уху не услышать никогда.
Президент кричал и бил по дну ящика ногами. Президент царапал стенки и пытался выдавить крышку изнутри. Все было бесполезно. Никто извне так и не обратил внимания на шум из деревянного короба. Голоса пели и не было ничего, кроме этих голосов.
И пели они о Голосе.
Вдруг президент успокоился.
Кажется, ему все стало понятно. Внезапно его разум стал единым с этими голосами.
Каким-то странным образом он узнал о том, что не надо пытаться выбраться наружу из этой неимоверной коробки. Не надо беспокоится, что он не видит ничего вокруг. Каким-то непонятным способом он узнал, что снаружи ничего нет и крышка, глухая, заколоченная крышка охраняет его на самом деле от потрясения, пережить которое могут только единицы. Никому не дано видеть Господа, а за ее стенками был именно Он. Создавший себя из тысячи голосов, говорящих на миллионах языков и наречий, Сущий до тех пор, пока есть желание петь и перепевать одну-единственную песню не имеющую особого смысла для него Самого и такую необходимую одновременно. Песню, которая звучит в любом из нас каждый день и проливается из уст драгоценным нектаром, оживляя вокруг себя все пустое.
Президент успокоился. Он вдохнул поглубже воздух и, выждав необходимое время, вместе со всеми подхватил:
- Благословен скитающийся между двумя небесами…
И тут же проснулся.
После пробуждения он сказал жене только одно - «доброе утро». Эти же два слова он сказал водителю, телохранителям, секретарю, министру финансов, почему-то с утра дежурившему в приемной, пресс-секретарю и еще куче народа, которой почему то не терпится перемолвится с ним словечком в начале рабочего дня и весь оставшийся до вечера отрезок времени просидел молча, стараясь не обронить лишнего.
Так у нас в стране появился молчаливый президент и исчезло огромное количество никому не нужных указов.