«Если бы все любовницы короля были похожи на Луизу де Лавальер, насколько проще была бы его жизнь», — говорил известный мемуарист герцог Луи де Сен-Симон, от которого трудно было дождаться добрых слов в чей бы то ни было адрес.

24апреля 1674 года в Фонтенбло Луиза де Лавальер, герцогиня де Вожур и бывшая фаворитка Людовика XIV, прощалась с французским двором. С королем, королевой, придворными, Атенаис де Монтеспан — нынешней любовницей Людовика, и с мадам Скаррон, вскоре ставшей известной всему миру под именем маркизы де Ментенон, с которой король вступит в морганатический тайный брак. Давно уже Луиза не испытывала такого чувства триумфа — давно уже не была так уверена в себе. Ни привычных насмешек и змеиного шипения придворных, ни ядовитых колкостей блистательной Атенаис, занявшей ее место в сердце и постели короля. В последние дни с ней обращались с необыкновенным почтением, она не ловила на себе холодные и равнодушные взгляды, а видела удивленное недоумение и невольное восхищение в глазах своих недругов и мучителей. Все это придавало бывшей фаворитке не только сил, но и гордости. Давно уже потерявшая свою нежную буколическую красоту, сегодня она выглядела почти столь же юной и очаровательной, как в 1661 году, когда король здесь же, в Фонтенбло, сделал ее своей любовницей.

Грациозно ступая, Луиза с высоко поднятой головой шла к супруге своего бывшего любовника. Весь двор замер в предвкушении спектакля. Подле королевы герцогиня де Лавальер, не опуская головы, встала на колени и, глядя Марии-Терезии прямо в глаза, громко сказала: «Я так грешна перед вами. И поскольку я грешила публично, то и раскаиваюсь в своих грехах и тех страданиях, которые вам причинила, тоже публично». Королева от неожиданности замерла, испуганно оглядываясь в надежде, что кто-нибудь поможет ей выйти из неловкого положения. Но потом она заплакала и неуклюже махнула рукой, приказывая Луизе подняться. Но та еще долго оставалась в этой унизительной позе.

Вечером Луиза нанесла несколько визитов придворным. Она вела себя, как принцесса, отбывающая к иностранному двору, и даже милостиво приняла приглашение Атенаис Монтеспан отужинать в последний раз в ее роскошных покоях, примыкающих к апартаментам короля. Зачем она согласилась? Ведь ей осталось пробыть здесь всего несколько часов, прежде чем навсегда исчезнуть за высокими и неприступными воротами монастыря кармелиток. Людовик, хотя она и видела в его глазах слезы, не станет провожать бывшую возлюбленную — слишком тягостно ему испытывать чувство вины. Не говоря уже о том, что он не скрывал и своего негодования. Как Луиза все-таки посмела добровольно покинуть его — даже ради самого Господа Бога? Нет, он не мог простить такое оскорбление ни одной женщине, даже той, кого больше не любил, кого предал и подвергал мучительным унижениям. За столом победительницы Монтеспан Луиза напоследок отведала не только самых изысканных блюд, но и насладилась страхом и даже печалью, которые явно терзали душу всегда остроумной и неукротимой Атенаис. Если уж кроткая де Лавальер считает себя великой грешницей и собирается остаток жизни провести в молитвах, спасая свою душу, то ее собственный двойной адюльтер, равно как и множество других, известных только ей самой грехов, разве не грозят страшной карой? Смотреть на Атенаис и представлять ее умерщвляющей свою пышную плоть было невозможно, но воображению Луизы в тот день порождало самые дикие фантазии. Тем более что она больше не боялась бывшей подруги. Как же упоительно испытать чувство освобождения от постоянного трепета! Свободы не только от унижений, но и от ужаса — бывшая соперница не будет больше покушаться на ее жизнь. Ей не придется вновь, как смертельно раненному животному, ждать последнего удара, корчась в кишечных спазмах, в то время как король развлекается с той, что виновна в ее мучениях? Наряду с пьянящим чувством победы, испытанным сегодня, все эти ощущения превратили ужин в поистине райское удовольствие.

А. ван дер Мейлен. Людовик XIV с супругой Марией Австрийской на променаде в 1669 году

Цветочная клумба

Луиза родилась в 1644 году в Туре в аристократической семье. После смерти отца ее мать вышла замуж за барона де Сен-Реми, который служил у Генриетты Английской, жены герцога Орлеанского, брата Людовика XIV. Благодаря своему отчиму юная девица и была представлена ко двору, став одной из фрейлин 17-летней невестки короля. Как раз в это время молодой король после смерти своего наставника — реального правителя страны кардинала Мазарини и после отказа матери от регентства овладевал наукой власти и одновременно искусством наслаждаться жизнью. Людовик XIV был одним из самых привлекательных мужчин в государстве: экзотические черные глаза, густые цвета кофе вьющиеся волосы, стройное телосложение, прекрасной формы ноги — кто мог отказать галантному и почтительному (он раскланивался даже со служанками) красавцу, да еще королю процветающей Франции? Первой любовью Людовика была Мария Манчини, одна из трех племянниц кардинала Мазарини. По всем правилам юношеской любви король проявил настоящую сентиментальность, даже порывался сделать ей предложение. Роман с ее сестрой Олимпией Манчини был уже далек от платонической полудетской идиллии. Но и эта особа, будущая графиня де Суассон, потерпела крах. Король уже начал следовать заветам своего наставника Мазарини: «Научитесь контролировать, владеть собой во имя славы и чести. Решайтесь — если хотите стать поистине великим монархом, научитесь приносить в жертву свои личные страсти». Он хотел им стать. Но, когда увидел свою будущую жену, дочь испанского короля Марию-Терезию, — ее неуклюжую фигуру, короткие ноги и черные зубы (их едва ли компенсировала неожиданно нежная фарфоровая кожа на лице), побледнел от ужаса и отвращения. Спустя год после свадьбы Людовик начал открыто флиртовать с Генриеттой, или Мадам, как звали ее при дворе. Она обладала необычайным шармом и умом. Вокруг королевской невестки сложился круг молодых придворных, включавший в себя так называемую «цветочную клумбу», — фрейлины герцогини считались самыми красивыми девушками Франции. Но герцог Орлеанский не относился к изменам жены с тем же спокойствием, что и к своим собственным похождениям. Он счел необходимым пожаловаться Анне Австрийской и Марии-Терезии на влюбленную пару. Анна, чтобы избежать скандала, решила привлечь внимание сына к юной Луизе да Лавальер, прослывшей самой нежной, чувствительной и скромной из фрейлин Генриетты. Анна надеялась, что безыскусная прелесть голубоглазой красавицы, ее невинность и отсутствие присущего придворным красавицам охотничьего инстинкта не смогут не очаровать ее сына. Тайный роман с непритязательной Луизой гораздо лучше опасной своими последствиями связи с Генриеттой. Анна, как и Мария-Терезия, воспитанная при пуританском испанском дворе, вообще чувствовала себя крайне неуютно в разгоряченной атмосфере Фонтенбло, где царил культ любви, сочетавшийся с культом короля, — не было более тонкого способа польстить Людовику, как отметить его галантные манеры прирожденного любовника. Любовь и долг оказались здесь несопоставимыми понятиями.

«Сюжет», предложенный Анной, понравился и Генриетте, и Людовику. Он начал ухаживать за Луизой, сначала с преувеличенной галантностью, на глазах у всего общества. Девушка, стеснявшаяся своего неумения поддержать остроумную беседу и своей хромоты (ее левая нога была от рождения чуть короче), краснела и трепетала под страстными взглядами короля. И хотя у Луизы было немало поклонников среди офицеров королевской гвардии и придворных, искренне влюбленных в хорошенькую скромницу, она не смогла устоять перед королем.

Любовница при Луне

Эта игра настолько увлекла Людовика, что он попал под воздействие не только чар юной фрейлины, но и испытываемого ею чувства вины. Луиза одновременно мечтала о минутах, когда Людовик вновь навестит ее, и в то же время тратила их на слезы и жалобы по поводу своего грехопадения. Генриетта, узнав, что Луиза больше не является ширмой для ее романа с королем, тоже устраивала ему сцены. Людовик не приближался к Луизе днем в ее присутствии, но во время вечерних променадов непременно выскальзывал из кареты, чтобы увидеться с новой возлюбленной под покровом ночи. С тех пор эта схема — две любовницы, одна из которых прикрывает другую в глазах королевы, — всегда будет успешно служить Людовику. Луиза не стремилась выставлять напоказ то, что казалось ей страшным грехом и оправдывалось лишь истинной любовью. Королева еще долго подозревала Мадам, прежде чем поняла, кто на этот раз крадет внимание ее мужа. «Эта молоденькая девушка с бриллиантовыми сережками, — говорила она со своим резким испанским акцентом, от которого его так коробило. — Вот в кого он теперь влюблен». Печальная ирония судьбы — Мария-Терезия сильнее всех ненавидела именно бедняжку Луизу, хотя та была самой безобидной из всех любовниц короля. Может, просто потому, что Луиза стала первой официальной фавориткой? Или потому, что Мария не испытывала перед ней страха? Король, обычно приходивший к жене на рассвете, прерывал ее жалобы — она не имеет права спрашивать, почему он задержался и который теперь час, раз он уже здесь. Людовик хотел продемонстрировать всему двору, что обладает правом французского короля иметь официальную фаворитку. Он больше не марионетка, а монарх, который не допустит непризнания своих прав и желаний. Людовик испытывал свою власть на прочность, начинал свой протест против авторитарной матери и ее пуританской морали: «Я не могу больше сопротивляться всей мощи своих желаний и не хочу это делать».

14 мая 1664 года весь двор знал, что именно Луизе посвятил король недельные торжества в Версале по случаю открытия нового дворца, ставшего его любимой резиденцией. И что именно она сегодня — самая влиятельная женщина в Европе. Хотя официально роскошные гала-представления были даны в честь Анны Австрийской. В течение недели каждый вечер — новый балет, потом — бал, после — банкет. 600 роскошно одетых придворных собрались на завершающее представление. В воздухе витали ароматы розовой воды и жасмина, в небе сверкали фейерверки, вычерчивающие арабески из вензелей в честь Людовика и его матери (а также Луизы де Лавальер — ведь инициалы Людовика и Луизы совпадают). Мольер специально к торжествам получил разрешение поставить пьесу «Тартюф».

К счастью, королева не понимала смысла рискованных шуток придворного драматурга, так и не овладев в достаточной мере французским языком. Официанты в ливреях садовников сервировали огромные корзины с фруктами и мороженым, нимфы и морские чудовища выплывали из озера и читали стихи, тигры, львы и слоны бродили между хрупкими павильонами, задрапированными в разноцветные шелковые ткани, оркестр без устали наигрывал новые мелодии придворного композитора Люлли. Была ли Луиза счастлива на таком празднике? Только отчасти — когда вспоминала, как король шептал ей накануне, прежде чем отправиться к королеве, что все это он посвящает ей. Луизу всегда утешали ласковые признания возлюбленного, но стыд мешал наслаждаться великолепием и возможностями, которые предоставлял ей статус. Их роман часто описывают как идиллически-пасторальный. Действительно, Луиза мало что могла предложить, кроме своей буколической красоты и скромности, разве что любовь к деревенским развлечениям — она хорошо стреляла и отлично сидела в седле. Король обожал охоту, и говорят, что даже в возрасте 66 лет он убивал 32 фазанов 34 выстрелами. Именно рядом с ней он и открыл для себя прелесть ничем не примечательных угодий своего отца в Версале, где любил устраивать маленькие вечеринки в охотничьем домике.

Но Луиза все равно оставалась любовницей при луне, женщиной, годной лишь для тайных встреч в чужих дворцовых спальнях. Особенно унизительно — их двери всегда оставались открытыми, но никто не осмеливался в них заглянуть, будучи прекрасно осведомлен о происходящем. Король позволял ей страдать и сам терпел это как раз потому, что она была типичной мученицей и жертвой по своей натуре, а следовательно, вина казалась ему не столь уж большой. Лишь в начале 1663 года — ко времени рождения их первого ребенка — Луиза получила собственные апартаменты — маленький павильон рядом с садами Пале-Рояль и комнаты в новом крыле старого замка Сен-Жермен. До этого она по-прежнему жила в апартаментах Мадам, своей бывшей патронессы. Луиза родила королю четверых детей — двое из которых умерли в младенчестве. Но ее первые роды проходили в апартаментах Мадам. Шла месса, и стоны могли услышать те, кто проходил мимо ее комнаты, поэтому Луиза молча терпела боль. Лишь умоляла хирурга-акушера: «Постарайтесь, чтобы все закончилось до окончания мессы. Иначе Мадам убьет меня».

Родившегося младенца немедленно после рождения хирург спрятал в складках своего черного плаща и унес из дворца по приказу Кольбера, самого влиятельного министра в кабинете Людовика, не гнушавшегося обязанностью избавлять короля от присутствия при дворе незаконных отпрысков. Мадам и месье Кольбер официально усыновили всех детей Луизы. Сразу же после родов фаворитка обязана была присутствовать на вечернем банкете — при полном параде, затянутая в корсет и с улыбкой на бледном, измученном лице. Королева, подозрительно оглядев ее, с притворным участием справилась, почему та плохо выглядит. Луиза ответила, что «аромат тубероз вызвал у нее сильнейшую головную боль».

Королева Франции Мария-Терезия Австрийская. 1670 год (?)

Отыгранная карта

В 1662 году Луиза впервые после серьезной ссоры с королем попыталась уйти в монастырь. Она проявила неслыханное упрямство, наотрез отказавшись прекратить общение со своей приятельницей, служившей посредницей между бывшей любовницей короля Генриеттой и ее новым избранником, графом де Гишем. Король был разгневан, а двор окончательно укрепился во мнении — Луиза беспросветно глупа, не заслуживает милости, ей оказанной, а следовательно, ее можно подвергать жестоким насмешкам и подыскивать ей замену.

Луизе же и в голову не приходило, что стоит как-то иначе решить свою судьбу, например попытаться выйти замуж. Грешница не может себе позволить и думать о подобной участи. Но и пасторальный образ Луизы все еще вызывал желание Людовика. Обнаружив фаворитку горько рыдающей и дрожащей от холода на каменном полу аббатства, он уговорил ее вернуться. Это маленькое приключение тогда лишь добавило огня в их любовную страсть. Но постепенно жертвенное поведение Луизы, ее непопулярность при дворе стали действовать на нервы королю, переполненному энергией и жаждой наслаждений. Обычно фаворитки становятся врагами или союзниками тех, кто добивается с их помощью королевских милостей. Луиза же лишь нарочито выставляла напоказ свои грехи и страдания. Смешно — страдать оттого, что получила место в королевской постели! Да разве не все женщины при дворе чуть ли не с рождения мечтают в ней оказаться? Своим же неумением оживить праздник и блистать она к тому же мешала остальным в полной мере наслаждаться жизнью и принятыми при дворе правилами любовной игры.

После смерти Анны Австрийской в 1666 году у Луизы еще был шанс. Теперь король мог открыто представлять ее в качестве официальной фаворитки. Недаром он появился с ней на мессе на следующий день после того, как тело матери унесли из церкви. Мимолетные интрижки случались, но Людовик неизменно возвращался к своей пастушке. Он отправил графа де Бусси в Бастилию за сатирические стихи, которые тот осмелился о ней написать. Но Луиза не сумела использовать открывшиеся перед ней новые возможности. Публичность угнетала ее еще сильнее, чем положение «тайной» фаворитки. И та «тайна», которая с самого начала окружала их отношения, пусть и шитая белыми нитками, придавала этим отношениям особую пикантность, которой больше не существовало и в помине. И в новой роли Луиза демонстрировала свою полную непригодность в роли официальной фаворитки короля. Поэтому она, отчаянно нуждаясь в подруге, и выбрала Атенаис де Монтеспан, фрейлину королевы, остроумную, блестящую, амбициозную и безгранично соблазнительную, своей наперсницей. Атенаис не составляло труда играть роль подруги, ведь по сравнению с ней Луиза была не слишком умна, доверчива и жаловалась вовсе не на то, на что следовало королевской фаворитке.

Почему богатство, почести, лесть, интриги так пугают эту глупышку? Но в ответ на рассуждения циничной Атенаис, что чувство долга для женщины — это химера, придуманная двуличными моралистами, Луиза бормотала о вечной и непременно трагической любви, верности и сердечных муках, сожалела, что не только запятнала свою душу страшным грехом, но и позволила согрешить Людовику. Она все чаще, словно лишившись зрения и слуха, не желая замечать очевидные намерения Монтеспан, приглашала ее — особенно во время своих беременностей — в свой маленький павильон, чтобы та помогала ей развлечь короля. Луиза обожала подругу и искренне верила в ее преданность. Позже Атенаис удастся убедить и Марию-Терезию в своем добродетельном нраве.

Но случилось неизбежное — любопытство Людовика и откровенные чары Монтеспан не смогли не вскружить ему голову. В 1666 году Луиза получила от короля титул герцогини Вожур вместе с богатейшими землями в долине Луары, а ее 8-месячная дочь Мария-Анна была признана законнорожденной. Объявление для публики было составлено с безукоризненной элегантностью: «Несмотря на скромность Луизы де Лавальер и ее нежелание, вопреки нашим намерениям, принимать надлежащие ее рангу привилегии, мы более не можем откладывать публичное выражение нашего отношения и признания ее несомненных заслуг, а также желание проявить заботу о нашей дочери».

Означать это могло только одно: Луиза — отыгранная карта. Право иметь свой герб на дверцах кареты, носить шлейф в полтора туаза длиннее и сидеть на специальном табурете в присутствии королевы не могли компенсировать страшную мысль, что король больше не любит ее, а, следовательно, ее грех уже ничем нельзя оправдать. Предчувствия оказались ненапрасными — в тот час, когда Людовик отправлялся в поход на войну с Фландрией в компании с королевой и ее придворными (в том числе маркизой де Монтеспан), Луиза, вновь беременная, получила приказ отправиться в свой павильон. Не выдержав мучительной неизвестности, Луиза решила отправиться к Людовику — поздравить его с одержанными победами. Ее не остановил приказ королевы, отданный офицерам: чтобы никто прежде нее не смог приветствовать ее супруга. Луиза впервые в жизни совершила решительный поступок — посмела ослушаться и короля, и его законной жены. На привале, где они встретились, Мария-Терезия приказала исключить ее из списка обедающих. Даже метрдотель и официанты испытывали чувство жалости по отношению к Луизе. Монтеспан всячески поощряла злобу королевы — разве не заслужила сама Луиза такую вполне естественную для любящей супруги и королевы реакцию?

Позже в «Размышлениях о Божьей Милости», написанных в монастыре, Лавальер признается, что в тот момент разум отказал ей, и она рвалась вперед лишь потому, что «ее любовь, словно дикие лошади, потерявшие над собой контроль, тащила ее к Людовику». Она прибыла раньше королевы на 5 минут. Король встретил ее холодной репликой: «Как, мадам, удалось вам прибыть раньше королевы?» Но он не стал унижать ее публично. На следующий день беременная Луиза присутствовала на походной мессе, и всем пришлось потесниться, чтобы дать ей место в экипаже королевы. Но ледяная вежливость Людовика не оставляла сомнений в ее участи. Впрочем, Людовику и Атенаис было выгодно подобное положение дел. Луиза снова стала ширмой.

Король-Солнце уговаривает Луизу не уходить в монастырь

У дам

Три королевы и король — так называли эту скандальную историю в народе, когда Людовик сажал Марию и двух фавориток в одну карету с открытыми окнами. Когда королева наконец поняла, что произошло, то произнесла знаменитую фразу о Монтеспан: «Эта проходимка уж точно когда-нибудь убьет меня». При дворе пребывание двух любовниц под одной крышей в соседних покоях называлось «У дам». Возвращаясь с охоты, король мог сначала зайти к Луизе, переодеться, а потом перейти в соседние апартаменты, где его ждала Атенаис, которая проявляла все меньше деликатности в своем поведении. Она, не стесняясь, обращалась с Луизой, как со служанкой.

В 1669 году Людовик поручил придворному архитектору соорудить четыре грота — по два для Луизы и Атенаис. Гроты Луизы декорировали фреской с изображением страдающей Калипсо, покинутой Улиссом. Идея, разумеется, принадлежала Монтеспан. Луиза не подозревала, что непобедимая и великолепная бывшая подруга в свое время наступит на собственные грабли — ее подруга мадам Скаррон, которую она назначит гувернанткой своих детей, не только вытеснит Атенаис из жизни короля, но и вступит с ним после смерти Марии-Терезии в тайный морганатический брак… В

1671 году на рассвете во время костюмированного бала-маскарада, переодевшись в простое платье, Луиза выскользнула из Версальского дворца и убежала в аббатство Сен-Мари де Шейо. Она совершила эту вторую по счету «попытку шантажировать короля» — как прокомментировали бегство придворные, и прежде всего Монтеспан, — вскоре после подозрительной смерти Мадам и собственной болезни. Перед смертью Генриетта уверяла, что ее отравили, просила врачей дать ей противоядие. (Хотя процесс по делу о ядах начнется во Франции лишь в 1680 году. Уже в 1668-м в ходе допроса двое арестованных, аббат Лесаж и его подручный Мариетт, впервые упомянули имя маркизы де Монтеспан, сказав, что та покупала у них приворотные снадобья и яд.) Тогда Атенаис удалось убедить короля в смехотворности подобных обвинений, дело не было предано огласке.

Но Луиза была смертельно напугана — незадолго до смерти Генриетты она сама сильно болела и три дня провела без сознания. Очнувшись, Луиза увидела у своей постели врачей и священников, вновь закрыла глаза и, дрожа, стала, как преступница, ждать прихода «палача». Тогда она была уверена — болезнь послана ей за грехи. Теперь же Лавальер испытывала животный страх быть отравленной. К счастью, впоследствии до бывшей фаворитки, находящейся за стенами монастыря кармелиток, будут доходить лишь отголоски тех ужасов, о которых говорил весь Париж. Пока же Луиза, жаждущая защитить себя монастырскими стенами, загнанная в угол и смертельно напуганная, оставила королю письмо, где писала, что просит только об одном — дать ей возможность раскаяться, оставить его, двор, детей, все свое состояние, чтобы посвятить остаток жизни молитвам. Король, еще не читая письма, выразил сожаление, получив сообщение о побеге по дороге в Версаль. Но потом все-таки отправил к ней гонца — птичка, ускользнувшая из золотой клетки, нет, такая ситуация не вязалась с его представлениями о собственном величии и доброте. Тем более, что еще не настало подходящее время — Атенаис не получила долгожданного решения суда «о раздельном проживании со своим супругом», и маркиз де Монтеспан мог в любой момент предъявить претензии на рожденных ею от короля детей.

Королевскому посланнику Луиза повторила все то, что написала в письме, и отказалась вернуться: «Посвятив свою юность королю, теперь я хочу посвятить себя Богу». Людовик был глубоко тронут, забыл о раздражении и холодном расчете, вновь почувствовал себя романтическим героем и велел верному Кольберу вернуть ее. Если понадобится, то силой. В сердце бедной Луизы, на этот раз и не смевшей ожидать такой реакции, вновь затеплилась надежда — может быть, ее страдания и молитвы были не напрасны? Что, если король раскаялся не только в своих грехах, но и вновь полюбит ее, Луизу, готовую молиться за них обоих во имя любви и спасения? Атенаис в день ее возвращения тоже плакала — от злости, хотя и крепко прижимала соперницу к своей груди.

Молчание грешницы

Вскоре иллюзии рассеялись. Атенаис уверенно правила бал при дворе, король был по-прежнему страстно влюблен в нее. Близился к завершению процесс о «разделе стола и имущества» с маркизом де Монтеспаном. Пастух больше не вернется к своей пастушке. Луиза нашла единственного человека при дворе, готового ей помочь. Это был придворный аббат Буссе. Именно он рекомендовал ей найти убежище в монастыре кармелиток со строгим уставом, обычно не принимавшем в свои стены дам с запятнанной репутацией. Однажды он взял Лавальер с собой в аббатство, и она с трудом скрыла ужас, который вызвали в ее душе суровые лица монахинь, узкие кельи, где едва помещалась жесткая деревянная кровать, по форме напоминающая гроб. Что ж, это как раз то место, которое заслужила грешница.

Сестра Луиза Франс

Аббату Буссе удалось убедить настоятельницу принять раскаявшуюся грешницу. Оставалось только получить разрешение короля. На этот раз Людовик не стал возражать — лишь посоветовал Луизе найти убежище, где ей не придется раскаиваться в грехах в столь суровых условиях, как у кармелиток. Отсутствие намерений Людовика на этот раз реагировать на эмоциональный «шантаж» поставило последнюю точку в решении Луизы. Пройдет несколько лет, и тот же аббат Буссе — король так и не осмелится на это — произнесет приговор Атенаис: будет лучше, если она покинет двор навсегда. Та, как известно, не решится запереть себя в монастырских стенах, а займется благотворительностью, пытаясь искупить грехи и одновременно оставить о себе дополнительную славу…

Луиза простилась с детьми, 8-летней мадемуазель де Блуа и 6-летним графом де Вермандуа, оставив им некоторые драгоценности в качестве фонда на содержание. Ее дочь в 13 лет выйдет замуж за принца Конти. В 19 лет овдовеет и, несмотря на покровительство короля, так и не сделает себе блестящей карьеры при дворе — унаследованная от матери красота сочеталась в ней с довольно меланхоличным нравом. Зато сын Луизы, юный Луи де Бурбон, граф Вермандуа, был замешан в весьма неприятном скандале, связанном с содомией. К сожалению, король не пожелал как следует разобраться в истории, случившейся с сыном. Отправленный в дальний гарнизон, он погиб шестнадцатилетним в 1683 году.

«Я сделала в своей жизни все, что противоречило моей воле, и теперь желаю полностью подчиниться вам раз и навсегда», — объявила Луиза настоятельнице монастыря кармелиток, где впоследствии она провела 36 лет. Монахиня умерла в 1710 году, и после ее смерти в память о ней в монастыре сохранили большую прядь ее густых белокурых, слегка подернутых серебряными нитями волос, оставшихся после ее пострига.

Мария Обельченко

источник

Возможно для тех, кто не очень ознакомлен с Древним Египтом, царица Нефертити лучше известна чем ее муж, фараон еретик Эхнатон (Аменхотеп IV). Она была изестна больше чем просто симпатичным лицом, поскольку она до настоящего времени занимает беспрецедентно важный уровень в период Амарны 18-ой Династии Египта. В художественных работах ее статус очевиден и указывает, что она имела почти также много влияния, как и ее муж.

Нефертити возможно, не была королевской крови. Она была, вероятно, дочерью армейского чиновника, и более позднего фараона, который, возможно, в свою очередь был братом Королевы Тии. Другие историки предполагают, что Нефертити, возможно, была дочерью Тии, или что она была двоюродной сестрой Эхнатона. Однако, как "наследница", она, возможно, также была потомком Яхмос-Нефертари, хотя она никогда не описывалась как жена Бога Амона.

Мы знаем, что у Эхнатона и Нефертити было шесть дочерей, хотя возможно, что они были и от другой королевской жены по имени Кия, с которой фараон произвел на свет своих преемников, Сменхкаре и Тутанхамона. Нефертити также разделяла своего мужа с двумя другими королевскими женами по имени Мекитатен (Mekytaten) и Анхесенпаатен (Ankhesenpaaten), так же позже с ее вероятной дочерью, Меритатен (Merytaten). Несомненно, у Эхнатона была большая любовь к его Главной Королеве. Они были неотделимы в раннем периоде, многие рельефы показывают их семью в любви.

Кардинально важной для Эхнатона была Женственность, которая не была только основной его личной жизни, но также и его вере. Фактически, действительно трудно найти другого основателя религии, для которого женщины играли сопоставимую роль.

Нефертити и ее фараон жили во время очень необычного периода в египетской истории. Это было время религиозного противоречия, когда традиционные боги Египта были более или менее оставлены, по крайней мере, для королевской семьи в пользу единственного бога, диска солнца по имени Атон. Однако, нужно отметить, что египетская религия фактически не становилась монотеистической, культы, связанные с другими богами, сохранялись, и они действительно никогда не стирались из египетского богословия.

Полагается, что Нефертити была активной в религиозных и культурных изменениях, начатых ее мужем (некоторые даже утверждают, что именно она начала новую религию). У нее также было положение как у священника, и она была преданной поклонницей бога Атона. В королевской религии Фараон и его жена рассматривались как "первобытная первая пара". Именно они поклонялись диску солнца по имени Атон и только через них, к этому богу получали доступ другие.

К концу периода правления Эхнатона, Нефертити исчезла из исторических египетских отчетов. Возможно, что исчезновение Нефертити связано стем, что многие считают, что она умерла в возрасте тридцати лет, хотя есть споры по этому вопросу. Некоторые ученые значительно непреклонны по отношению к Нефертити и считают, что она приняла роль cо-регента, и даже выступала в качестве фараона в течение короткого времени после смерти Эхнатона.

Хотя лидерство Османской империи было во власти мужчин, по крайней мере одна женщина в ранний период Империи преуспела в том, чтобы превратить свой путь в правящие круги султана, и успешно влияла на будущее султаната. Эта женщина была Роксолана.

Жена Сулеймана была известна как Роксолана в Европе и Росса в Стамбуле. Она была украинской рабыней, которая была, вероятно, захвачена на Кавказе и взята на рабский рынок в Стамбуле, где она была куплена для гарема султана. Гарем Сулеймана, как у большинства Оттоманских правителей уже показал четырех главных любовниц - те, которые подарили наследника султану - и приблизительно 300 других любовниц. Роксолана, как большинство женщин в гареме султана, была рабыней, которые были даны, куплены или захвачены в войне оттоманцами. Дополнительно, почти все они были христианками.

Ее имя, говорят, было получено от слова "Rus ", к которому относились и украинцы и русские 16-ого столетия. Славянские историки определяют местонахождение ее родного дома в городе Рогатын теперь в западной Украине, но в то время входил в состав Польши 16-ом столетия. Украинцы были в те дни известны как "Ruthenians", наименование также полученное из того же самого "Рус" корня.

Роксолана присоединилась к более низким разрядам гарема, но она быстро подняла свой статус. Она получила прозвище Хурем значение "Смеющаяся" из-за ее высокого духа и повествующих способностей. Она скоро стала одной из фавориток Сулеймана и сопровождала его в нескольких общественных случаях. Этот факт потянул ярость старшей супруги Сулеймана Гульфем, сын которой Мустафа был наследником Оттоманского трона.

Роксолана использовала свое влияние на султана, чтобы Гульфем и Мустафа были выслвны в далекие области Империи в 1534 году. Роксолана родила сына Сулейману вскоре который, как она надеялась, заменит Мустафу как наследника Сулеймана. Затем, Роксолана убедила Сулеймана, что его Великий Визирь Ибрагим был предателем, который интриговал, чтобы узурпировать власть султана. Ибрагим, который открыто, противостоял связи Сулеймана с Роксоланой и который действительно фактически владел необычным количеством контроля, был убит в 1536 году. С ее главными удаленными препятствиями Роксолана скоро поднялась на положение главной супруги в гареме, так же, как и стала главой правительства султана.

Ей затем удалось сделать то, что не сделала ни одна Оттоманская любовница до нее - она убедила султана жениться на ней. Исламский закон разрешал султану брать до четырех жен, плюс так много любовниц, как он мог позволить себе держать. До Сулеймана, однако, ни один Оттоманский султан не женился даже однажды. Брак вызвал движение и всюду по Европе и всюду по Исламскому миру. После того, как они поженились, сыновья Роксоланы стали наследниками Оттоманского трона. Ее сын Селим, следовал за Сулейманом на османском троне, как султан в 1566 году после борьбы с его братом Байазид, который закончился после смерти Байязида в 1561 года. Сама Роксолана умерла в 1558 году за восемь лет до своего мужа, заканчивая историю рабыни, которая поднялась до уровня положения султанши.

Царица Тамара

Тамара Багратиони (Tamar Bagrationi) была первой королевой - Женщиной королевства Грузия (1184-1213 гг.). Она управляла во время того, что вообще считается «Золотым Веком» Грузии и получила репутацию как выдающегося успешного правителя, дублировавшего понятия "Короля Королей и Королевы Королев".

Она родилась в 1160 году и была дочерью Короля Гиоргия III (1156-1184 гг.). Первым мужем Тамары был российский принц Юрий Боголюбский (в 1185-1186 гг.). У нее не было детей с Юрием. Тогда она выбрала своего второго мужа непосредственно. Он был осетинским принцем Давидом Сосланом из грузинской семьи Багратиони, за которого она вышла замуж в 1188 году.

Тамар играла активную военную роль как командующий армии. В 1193 году грузинская армия пришла к Бардави. После ее торжествующего возвращения новая кампания была предпринята против Эрзерум. Армия при Тамар и Давиде нападала на сельджуков (Турков), зимующих на берегу реки Аракс.

Атабаг Азербайджана Абу-Бакр дал команду армии коалиции мусульманских противников Грузии. Бой велся около Самгори (Shamkhor) в 1195 году, который закончился грузинской победой. Многочисленные заключенные и огромное количество добычи были захвачены, включая стандарт Халифа. Грузины взяли город Самгори и смежные области, и занятые земли были возвращены Ширванскому шаху на условиях вассальства. От Самгори грузинская армия прошла к Гандза (Gandza). Грузинские победы встревожили мусульманских правителей соседей Грузии, особенно Рукн ад-Дина, Султана государства сельджуков в Малой Азии. Султан подготовился к войне, чтобы сломать энергию христианской Грузии и вел главный бой около Басиани в 1203 году. Несмотря на огромный размер армии сульджуков - больше чем 400 000 человек - грузинская армия при Тамар и Давиде одержала известную победу.

Во время правления Тамар, Грузия стала самой сильной державой на Ближнем Востоке и расширила своё территориальное влияние значительно, вокруг берегов Черного моря. В 1204 году, Тамар помогла Византийской Империи получить Трабизунд (Trabizond) на южном берегу Черного моря (теперь турецкая область Трабзона). Эта так называемая "империя" была населена главным образом Лазами (Чаны) (грузинские племена), которыми управляли беженцы из Константинополя. В 1206 году, армия Тамар заняла город Карс.

Как другие средневековые монархи, Тамар играла активную роль в продвижении религии своей страны и культуры, спонсируя строительство многочисленных грузинских Православных церквей. Поэт Шота Руставели увековечил Тамар в своем эпическом произведении поеме Рыцарь в тигровой шкуре, в которой ее коронация дала Руставели исторический фон для его возвышенного описания коронации Тинатин. Королева Тамар умерла в 1213 году и канонизирована грузинской православной и апостольской Церковью.

К.П. Мазер. Наталия Николаевна Пушкина во вдовьем платье. 1839 г.

«Отправляйся в деревню, носи траур по мне в течение двух лет, потом выйди замуж, но только не за шалопая», - завещал жене Александр Сергеевич перед смертью.

Смерть супруга Наталия Николаевна переживала очень тяжело. Оставаться в столице, где все напоминало о муже, она не могла. Ей хотелось уединения и общения только с близкими, которые могли бы понять и разделить её горе. Поэтому из Петербурга она с детьми уехала в калужское имение Полотняный Завод, где в то время жили её мать и брат. До 1839 года из имения она выезжала только в Михайловское, чтобы перезахоронить прах мужа и поставить на его могиле памятник.
[size=9]Пришлось ей заняться и имущественными делами. В 1838 году по её просьбе Опекунский Совет выкупил село Михайловское, чтобы передать его в наследование детям поэта. Несомненно, главной её заботой в эти годы были дети: Мария (родилась в 1832 г.), Александр (1833 г.), Григорий (1835 г.) и Наталия (1836 г.).

Наталия Николаевна вернулась с детьми в Петербург в 1839 году. Поселилась в съемной квартире в Аптекарском переулке и долгое время жизнь вела очень уединенную. У нее бывали только родственники и близкие друзья семьи. Её посещали В.И. Даль, Вяземские, Карамзины, Плетневы. В январе - месяце трагической гибели мужа - она всегда уединялась, переставала принимать даже друзей, постилась и выходила только в церковь. В свете Наталия Николаевна впервые после смерти супруга появилась в 1843 году, посетив театр. Вскоре по приглашению императора и императрицы, которые относились к ней с сочувствием и участием, ей пришлось начать посещать придворные балы и приемы. Появление её при дворе снова всколыхнуло волну сплетен и откровенной зависти, ведь её красота за время вынужденного затворничества не поблекла, а стала еще ослепительнее.
Жить в Петербурге было нелегко. Наталия Николаевна почти постоянно испытывала серьезные финансовые трудности, но от предложений выгодных замужеств неизменно отказывалась, понимая, что потенциальных женихов интересует только её красота.

Брат Наталии Николаевны Сергей Гончаров ввел в её дом своего однополчанина генерала Петра Петровича Ланского, командира конногвардейского полка. Тому было уже 45 лет, он считал себя закоренелым холостяком и жениться явно не собирался. Но, бывая в уютном доме Наталии Николаевны, общаясь с детьми, к которым он искренне привязался, генерал понял, что именно здесь он может найти свое счастье. В 1844 году, через семь лет после смерти Александра Сергеевича, Наталья Николаевна приняла предложение Ланского.

Т. Райт. Портрет Петра Петровича Ланского

Свадьбу сыграли 16 июля 1844 года в Стрельне, где в то время располагался полк Ланского. С этой свадьбой связан беспрецедентный случай. Ланской, как и положено командиру гвардейского полка, обратился за разрешением на женитьбу к командующему гвардейским корпусом. Тот доложил о просьбе генерала императору. Николай I не только одобрил брак, но и пожелал быть на свадьбе посаженым отцом. Наталия Николаевна категорически воспротивилась желанию императора, заявив, что свадьба должна быть очень скромной, только для родных и близких друзей. Пришлось Ланскому отказать императору. К чести Николая I, он принял отказ с пониманием.

В. Гау. Портрет Наталии Николаевны Ланской 1844 г.

Жизнь с новым мужем сложилась у Наталии Николаевны вполне удачно. В семье царили искренние отношения. Петр Петрович с большим тактом относился к памяти Пушкина и чувствам к нему Наталии Николаевны, с удовольствием занимался с детьми, которых принял как родных. Вскоре семья увеличилась, родились дочери: Александра, Елизавета и Софья. К тому же в доме всегда жили или гостили дети родственников и знакомых. В одном из писем Наталия Николаевна писала мужу: «Положительно, мое призвание быть директрисой детского приюта: бог посылает мне детей со всех сторон, и это мне нисколько не мешает, их веселость меня отвлекает и забавляет».

Всем детям Ланские дали хорошее образование и, как говорится, вывели в люди. Сыновья Пушкина избрали для себя военную службу. Александр дослужился до чина генерал-лейтенанта, отличился в Русско-турецкой войне. Григорий подполковником вышел в отставку, предпочтя тихую семейную жизнь в имении. Мария была фрейлиной, затем вышла замуж за генерал-майора Л.Н. Гартунга. Младшая дочь Пушкина получила титул графини Меренберг, выйдя вторым браком замуж за принца Николая-Вильгельма Нассауского, и породнилась с Российской императорской семьей. Её сын женился на дочери Александра II. Стоит отметить, что дети Наталии Николаевны и от Пушкина, и от Ланского на всю жизнь сохранили очень теплые личные отношения.

И.К. Макаров. Наталия Николаевна Ланская 1849 г.

К сожалению, тяжелые переживания, выпавшие на долю Наталии Николаевны, сказались на её здоровье. Она стала часто болеть. Врачи нашли у неё болезни сердца и легких, которые усугублялись нервным истощением. Несмотря на обращения к лучшим российским докторам и поездку на лечение за границу, справиться с болезнями не удавалось. Осенью 1863 года Наталья Николаевна ездила в Москву на крестины внука. В дороге простудилась и по возвращении в Петербург заболела тяжелым воспалением легких. Болезнь оказалась смертельной, и 26 ноября Наталия Николаевна Ланская скончалась. К этому времени она уже давно не выходила в свет и о её кончине знали только родные и близкие. Похоронили её на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

В начале декабря в одной из петербургских газет появился небольшой некролог, писанный Петром Бартеневым: «26 ноября сего года скончалась в Петербурге на 52-м году Наталья Николаевна Ланская, урождённая Гончарова, в первом браке супруга А.С. Пушкина. Её имя долго будет произноситься в наших общественных воспоминаниях и в самой истории русской словесности. С ней соединена была судьба нашего доселе первого, дорогого и незабвенного поэта. О ней, о её спокойствии заботился он в свои предсмертные минуты. Пушкин погиб, оберегая честь её. Да будет мир её праху».


источник