ИСТОРИЯ ЛЮБВИ АННЫ ГЕРМАН 
Збигнев:
Это было в 1960 году. Меня, тогда молодого научного работника, отправили в командировку в город Вроцлав, это на Одре. Дел было не так много, управился я довольно быстро. До отхода поезда оставалось несколько часов, погода стояла прекрасная. Вот я и решил искупаться. На пляже долго думал, что делать с багажом – я же был при полном параде, с чемоданом в руках. И тут увидел симпатичную девушку – было в ее взгляде что-то такое, что не давало сомневаться в честности и искренности. Ее-то я и попросил приглядеть за вещами. Когда мы прощались, она подарила мне фотографию и пообещала при случае пригласить на свой концерт.
Анна сдержала свое слово. Хотя ехать надо было аж за триста километров от Варшавы, Збигнев помчался на встречу со своей будущей супругой.
Збигнев:
У нее был потрясающий голос, такой проникновенный, затрагивающий все струны души. И в то же время чувствовалась такая беззащитность, что мне тут же захотелось быть рядом с ней, чтобы при случае защитить от жизненных невзгод.
Збигневу потом придется не раз защищать ее от жизненных невзгод. Возможно, если бы не его поддержка, Анна вряд ли смогла бы пережить те испытания, которые выпали на ее долю…
...
Изувеченную машину обнаружил через несколько часов после аварии водитель грузовика. Анну сначала никто не заметил: пробив лобовое стекло, она улетела на двадцать метров в сторону от останков пижонского «Фиата».
Збигнев:
Анечка не приходила в сознание почти две недели. Все это время ее мама и я неотлучно находились рядом с ней. Когда Аня уже стала разговаривать, мы старались отвлечь ее беседами. Помню, как-то она заметила, что из окна ей видны ветви какого-то хвойного дерева. С того дня я подолгу рассказывал ей о больничном парке, состоящем из высоких могучих сосен, из которых в прежние времена делали мачты для парусных кораблей. Аня в ответ говорила, как она часами смотрит в окно, чтобы застать момент, когда, например, на ветку сядет птица… В той больнице она провела долгих полгода.
Именно после той страшной катастрофы Збигнев и Анна решили пожениться.
Збигнев:
На тот момент мы жили в гражданском браке двенадцать лет. Однако оформить наши отношения все как-то не было времени. И Анна, и я очень много работали, да и нам обоим казалось, что штамп в паспорте – всего лишь формальность. После трагедии мы посмотрели на этот вопрос совсем по-другому.
После того как сняли гипс, еще полгода Анна неподвижно лежала на ставшей ненавистной кровати.
Мама и Збышек читали ей письма и телеграммы, которые сотнями приходили в Министерство культуры: от коллективов больших предприятий и отдельных граждан, написанные скупыми канцелярскими словами и очень искренние, человечные. Ей рассказали, что по радио и телевидению передают много песен в ее исполнении и всякий раз люди спешат к теле- и радиоприемникам и слушают, как никогда.
Незримая поддержка изменила к лучшему настроение Анны. Она жадно читала и перечитывала письма и телеграммы с улыбкой растроганной, счастливой благодарности. Каждое утро она получала письма, в общем очень похожие одно на другое: неизвестные корреспонденты пылко признавались ей в своей любви и клялись в верности, желали скорейшего возвращения к полноценной жизни. И обязательно — новых встреч на сцене…
“Я очень тронута Вашим письмом, — писала Анна одному из своих почитателей. — Чувствую я себя отлично, настроение солнечное, правда, пока чуть-чуть мешает гипс. Он жесткий, прямо как железный, и неумолимый. Но я считаю денечки, чтобы поскорее избавиться от этого фирменного итальянского наряда. А когда избавлюсь, то снова запою. И постараюсь петь лучше, чем прежде. Потому что за это время я сильно истосковалась по пению. А пока слушайте меня по радио, если я Вам не очень надоела. И еще раз сердечно благодарю за Ваши добрые слова, они куда полезнее и “вкуснее”, чем лекарства”.
Иногда Анне казалось, что все усилия напрасны, что теперь не удастся восстановить двигательные функции и невозможно избежать неподвижности.
- Хотите петь? — допрашивал врач.
- Хотите любить?
- Хочу! — срывалась на крик больная.
- Тогда работайте! Вы же мужественный человек...
Збигнев:
«Мы тогда жили буквально в трехстах метрах от Вислы. Туда и ездили с Анечкой на ежедневные «тренировки». Но страшнее всего были не физические испытания: Анне предстояло преодолеть психологический шок после аварии. Тогда она решила написать книгу, решив, что, описав все случившееся с ней, сможет избавиться от жутких воспоминаний. Работа действительно увлекла Анечку. Она записывала свои мысли, уносясь в прошлое. Книга «Вернись в Сорренто?» вышла тиражом в тридцать тысяч экземпляров, и моментально была раскуплена. Тогда же Аня стала сочинять песни. Вернее, Арина писала стихи, а Аня подбирала мелодии. Потом, когда она смогла сесть за пианино, сама себе аккомпанировала».
Однажды мама вошла в ее комнату и чуть не уронила от неожиданности поднос: Анна сама, без посторонней помощи, полусидела на кровати и радостно улыбалась ей.
В конце июля она уже спускала ноги с кровати. После затянувшегося перерыва она опять увлеченно работала над книгой, дойдя до самого трудного, как ей казалось, места — фестиваля в Сан-Ремо, в общем-то, для нее и почетного и загадочного. Однажды она проснулась от шума в передней. Дверь была распахнута настежь, и какие-то люди под командованием Збышека пытались затащить в квартиру громоздкий предмет.
— Что происходит? — спросила Анна у вошедшей в комнату мамы.
— Твоему Збышеку просто цены нет! Представляешь, он взял напрокат для тебя пианино!
“Збышек, Збышек! — в который раз с нежностью повторяла она его имя. — Сколько же в тебе доброты! Как ты умеешь понять меня, угадать, что мне всего нужнее...”
Анна Герман вышла на сцену через три года после аварии.
Александра Пахмутова: Анна Герман всегда оставалась самой собой - настоящим человеком и обаятельной, прекрасной актрисой. Ей были подвластны и тончайшая
лирика, и острый юмор. Однажды редактор студии грамзаписи фирмы "Мелодия" Анна Качалина предложила нам с Николаем Добронравовым послать в Варшаву больной Анне Герман несколько песен. Мы послали. И среди них - "Надежду". И вот оказалось, что именно эта песня больше всего понравилась певице. Она выбрала ее для своего репертуара. Сейчас даже трудно себе представить, что эту песню не спела бы Анна Герман. Анна Герман... Образ, который она создала в песне - это был, собственно, ее образ, образ чистой, кроткой и любящей женщины. Она и была такой в жизни. Я помню, как все мы радовались, когда она родила сына Збышека. Она его очень любила. И все лучшее в ее душе зазвучало в песнях с особой силой. Надо сказать, что глубина ее таланта, глубина ее натуры проявились в своеобразной интерпретации песни, очень доверительной, очень личной, очень задушевной.
Когда Анна и Збигнев узнали, что у них будет ребенок, радость будущих родителей тут же омрачили медики: «Скорее всего вы не выживете после родов: могут сказаться последствия автомобильной аварии и ваш возраст – тридцать девять лет». Но для нее самой вопроса – рожать или не рожать – просто не стояло.
Збигнев-младший родился в 1975 году, через два года после свадьбы. В честь своего мужа Анна назвала мальчика Збигневом. Почти два года Анечка и Збышек занимались только своим сыном. Трогательно называли его Воробышком и фиксировали каждое движение: «Воробышек улыбнулся, Воробышек сказал первое слово».
Надежда - мой компас земной,
А удача - награда за смелость,
А песни довольно одной,
Чтоб только о доме в ней пелось...
“Надежда”! Как это слово удивительно соответствует ее собственному состоянию души, ее мировосприятию! Надежда - она была ее спутником все это время. Время, практически вычеркнутое из ее жизни и чисто человеческой, бытовой, и творческой. Время, отнявшее столько здоровья и сил. Давшее толчок к рождению новых сил, неизвестно как появившихся в ее искалеченном организме. Надежда - несмотря ни на что! Несмотря на приговор врачей. Несмотря на нечеловеческие страдания и потерю уже завоеванного...
Она умерла 26 августа 1982 года в Варшаве на сорок седьмом году жизни.
И все-таки Анна Герман вышла победительницей и из этой схватки со смертью. Своим мужеством, своим светлым жизнелюбием она не только отсрочила исполнение неумолимого приговора. Но и доказала, что физическая смерть не властна над подлинным талантом, над нравственной и духовной чистотой, над человеческой порядочностью. Над всем тем, что для нас, ее современников, так счастливо соединилось с ее обликом и голосом — голосом нашей “Надежды” .
