# Народный артист России (8 января 1999) — за большие заслуги в области искусства
# Заслуженный артист РСФСР (20 мая 1991) — за заслуги в области советского театрального искусства

Творчество

Роли в театре

# 1964 — «Добрый человек из Сезуана» Бертольда Брехта. Режиссёр: Юрий Любимов — второй Бог
# «Мастер и Маргарита» М. А. Булгакова — управдом Босой, буфетчик Соков, конферансье Бенгальский
# 1967 — «Послушайте!» Вл. Маяковского. Режиссёр: Юрий Любимов
# 1968 — «Живой» Бориса Можаева — Тимошкин
# 1969 — «Час пик» Ежи Ставинского. Режиссёр: Юрий Любимов — Обуховский
# 1970 — «Что делать?» Н. Г. Чернышевского. Режиссёр: Юрий Любимов — Жан, Важный господин, Буфетчик, Извозчик
# 1971 — «Гамлет» Шекспира — второй могильщик
# 1971 — «А зори здесь тихие» Бориса Васильева. Режиссёр: Юрий Любимов — отец Сони Гурвич
# 1972 — «Под кожей статуи свободы» Евгения Евтушенко — Полицейские
# 1973 — «Бенефис»
# 1975 — «Пристегните ремни» Григория Бакланова, Юрия Любимова. Режиссёр: Юрий Любимов Ефрейтор Парцвения, Исидор Артемьевич
# 1978 — «Обмен» Юрия Трифонова. Режиссёр: Юрий Любимов — Маклер
# 1980 — «Пять рассказов Бабеля» по произведениям Исаака Бабеля. Режиссёр: Ефим Кучер — ученик Загурского
# 1981 — «Владимир Высоцкий». Режиссёр: Юрий Любимов
# 1990 — «Самоубийца» Николая Эрдмана. Режиссёр: Юрий Любимов — Калабушкин

Роли в кино

1. 1968 — Каникулы в каменном веке (в титрах — С. Фердман)
2. 1971 — Вперёд, гвардейцы! — пионервожатый
3. 1974 — Остановите Потапова!
4. 1975 — Между небом и землёй — Гарик Матвеевич
5. 1978 — Риск — благородное дело — оператор
6. 1978 — Дуэнья — дон Педро
7. 1979 — Тот самый Мюнхгаузен — главнокомандующий
8. 1979 — Гараж — тромбонист
9. 1980 — Откуда в траве рыба?
10. 1981 — Будьте моим мужем — посетитель ресторана
11. 1981 — Шляпа
12. 1981 — Сын полка — парикмахер
13. 1982 — Чародеи — гость с Юга
14. 1982 — Предчувствие любви — отец Ольги
15. 1983 — Дом, который построил Свифт — губернатор
16. 1983 — Клетка для канареек
17. 1983 — Петля — Зеликовский
18. 1984 — Мой друг Иван Лапшин — Джатиев
19. 1984 — Тайна виллы «Грета»
20. 1984 — Герой её романа
21. 1984 — Прежде, чем расстаться — Ахвердыев
22. 1984 — Формула любви — Маргадон
23. 1985 — После дождичка в четверг — шах Бабадур
24. 1985 — Страховой агент — человек с чемоданом
25. 1985 — Рассказ барабанщика — Горовой
26. 1986 — Миллион в брачной корзине — Ведутто
27. 1986 — Исключение без правил — Валюшин
28. 1986 — Как стать счастливым
29. 1986 — При открытых дверях
30. 1986 — От зарплаты до зарплаты
31. 1986 — Голос
32. 1987 — Где бы ни работать… — Гусаков
33. 1987 — Гардемарины, вперёд! — директор Навигацкой школы
34. 1987 — Дрессировщики — милиционер
35. 1987 — Человек с бульвара Капуцинов — мистер Томпсон
36. 1987 — Нужные люди — Георгий Михалыч, старший тренер
37. 1988 — Убить дракона — дирижёр
38. 1988 — История одной бильярдной команды
39. 1988 — Раз, два — горе не беда! — князь
40. 1988 — Француз — Семён Абрамович
41. 1989 — Созвездие Козлотура — Платон Самсонович
42. 1989 — Криминальный квартет — Левкоев
43. 1989 — Вход в лабиринт — Понтяга
44. 1989 — Частный детектив, или Операция «Кооперация» — мафиозо
45. 1990 — Система «Ниппель»
46. 1990 — Страсти по Владимиру — Махоня
47. 1990 — Роковые яйца — Мрачный
48. 1990 — Попугай, говорящий на идиш — Хаймович
49. 1991 — Год хорошего ребёнка
50. 1991 — Болотная стрит, или Средство против секса
51. 1991 — Красный остров
52. 1990 — Детство Тёмы — Бошар
53. 1991 — Чокнутые — Адам Ципровски
54. 1992 — Фанданго для мартышки
55. 1992 — Воздушные пираты
56. 1992 — Бабник 2 — грузин
57. 1992 — Макароны смерти, или Ошибка доктора Бугенсберга — одноногий Джо Сильвер
58. 1992 — Ноев ковчег
59. 1992 — Алмазы шаха — Алик
60. 1992 — Грех — бармен
61. 1992 — Детонатор
62. 1992 — Сезон обнажённого сердца
63. 1993 — Русский бизнес — Эй
64. 1993 — В Багдаде всё спокойно
65. 1993 — Охламон
66. 1993 — Тутэйшия
67. 1994 — Мсье Робина
68. 1994 — Русское чудо — Эй
69. 1994 — Весёленькая поездка
70. 1994 — Бульварный роман — ресторатор
71. 1994 — Кофе с лимоном
72. 1996 — Семь дней с русской красавицей
73. 1999 — Директория смерти — Максим Владимирович, директор кинофестиваля (новелла «Купи очки»)
74. 2000 — Антология приколов (киноальманах) (новелла «Клиент всегда прав»)
75. 2000 — Бременские музыканты — королевский врач

Озвучивание фильмов

1. 1988 — Долой коммерцию на любовном фронте, или услуги по взаимности — товарищ на мотоцикле из центра (1-я новелла), врач психогигиенического клуба (2-я новелла); роли Ильхама Ханбудагова

Озвучивание анимационных фильмов

1. 1977 — Приключения капитана Врунгеля — Джулико Бандито
2. 1984 — Доктор Айболит
3. 1992 — Леато и Феофан. Партия в покер
4. 1993 — Подводные береты

Евгения СОКОЛОВ, Хайфа

Наши родители - Лёва и Ида

Наши родители Ида и Лёва - родом из Новоград-Волынска Житомирской губернии. В начале 30-х годов приехала юная пара в Москву. Поселились в бараке в Покровско-Стрешнево. После окончания рабфака Лёва начал учиться в Лесотехническом институте, а Ида - в фармацевтическом техникуме. Родился мальчик - обожаемый Сёмочка.
Прошла в стране кампания - мобилизация молодых специалистов в Красную армию. И Лёва стал работать военспецом по снабжению армии лесоматериалами в Наркоматлесе. Дали ему звание лейтенанта.
Наркоматлес перед войной построил себе ведомственное жильё - четыре барака "улучшенной планировки". А именно - не коридорного, с водопроводной колонкой и общим туалетом на улице, а квартирного типа. Это "элитное" жильё располагалось на жуткой тогда окраине Москвы - в Ростокино, что за ВДНХ (именовавшейся ВСХВ), возле строящегося здания ВГИКа. Окрестные жители называли новые бараки "еврейскими" за их повышенную комфортабельность: ванна, туалет, кухня на три семьи. Впрочем, так же, как и в обычных бараках - печка в каждой комнате и сарай для дров во дворе. Каждая комната (15 кв. м) предназначалась для одной семьи. И только семье видного начальника в Наркоматлесе по имени Иосиф Григорьевич Ресин (благословенна его память!) была выделена трёхкомнатная квартира полностью.
Ресину сказали, что у некоего лейтенанта Фердмана Льва Соломоновича только что родился второй ребёнок, девочка, и что жена лейтенанта не хочет из роддома возвращаться в свой полуразрушенный барак в Покровское-Стрешнево. Иосиф Григорьевич, не раздумывая, согласился отдать одну комнату в своей квартире семье незнакомого ему лейтенанта.
С тех пор две семьи жили вместе и были друг другу ближе, чем иные родственники, - до самого конца жизненного пути родителей. В каждой семье росло по мальчику.
Тут же крутилась кучерявая Женька, боготворившая старшего брата Сёму. К тому же была она "обезьяна":
- если Сёма увлекался шахматами, то и сестрёнка училась играть в шахматы;
- если Сёма любил футбол, сестрёнка тоже почитала футбольного кумира Гринина, помогала брату чертить таблицы футбольных чемпионатов, таскала тайком от мамы на стадион бутсы, гетры, щитки и прочую амуницию;
- если Сёма изучал в девятом классе по литературе "Войну и мир", то сестра-третьеклассница тоже читала эту эпопею;
- если Сёма заиграл на трубе, влюбившись в "растленный" (по понятиям 50-х годов) джаз, то и Женька подхватила увлечение джазом.
При виде Сёмы люди почему-то сразу начинали улыбаться и смеяться. А он говорил удивлённо: "Ну, чего вы смеётесь, я же ещё ничего не сказал". Вовка Ресин, на два года младше Сёмы, был, вообще-то, оболтусом, и ему часто ставили в пример Сёму - хорошего ученика. Бывало, мальчишки друг друга поколачивали.
Потом они выросли, и судьба их сложилась вопреки детским ожиданиям. Сёма стал актёром Семёном Фарадой. А Вовка - первым вице-премьером Москвы, главным строителем города на протяжении многих лет, Владимиром Иосифовичем Ресиным.
Часто удивляются, как еврей Ресин достиг столь высокого положения. Я же при этом вспоминаю его молодого - вначале прораба, старшего прораба, потом начальника строительного управления горнопроходческих работ. Домой являлся не раньше десяти часов вечера, всегда в резиновых сапогах. Красавица жена, обожаемая всю жизнь Марточка, злилась из-за его поздних возвращений. "Сладкая каторга" - так называл Иосиф Григорьевич работу сына. И гордился его ответственным отношением к делу и быстрым продвижением в строительной отрасли.
В книге Семёна Фарады "Уно моменто" приведены слова Владимира Ресина: "Семёна я знаю не понаслышке, и не как известного артиста Фараду, а как своего бывшего соседа по коммунальной квартире - Сеню Фердмана. Мы прожили под одной крышей тридцать лет. Хорошо помню его семью: отца - Льва Соломоновича, я называл его дядя Лёва. К сожалению, он очень рано умер, вскоре после войны. Помню маму - Иду Давыдовну, добрую женщину. Я всегда вспоминаю её как родного человека. У неё было двое детей - Семён и Женя. Но, несмотря на это, Ида Давыдовна занималась и моим воспитанием".
Наши бараки простояли до1973 года, притом, что мы с десяток лет в ожидании сноса "сидели на чемоданах". Семья Ресиных выехала на 5 лет раньше, получив первую подобающую растущему Володиному статусу квартиру на улице Димитрова. Когда я уезжала в Израиль в 1992 году, Володя и Марта Ресины жили в одном доме с Ельциным.
Стадион "Искра", куда я таскала Сёмкину футбольную амуницию, находился через дорогу от нашего двора. Его футбольная команда принимала участие в играх на первенство Москвы среди юношеских коллективов. Помню, что в годы войны на поле стадиона "паслись" заградительные аэростаты. За стадионом обрыв, под которым протекала Яуза, вся в кувшинках и лилиях, из которых плелись венки. Сейчас на том месте, за грязной речушкой, которой стала чистейшая Яуза моего детства, располагается станция метро "Ботанический сад" и путепровод по направлению в Медведково. Под этой дорогой - засыпанная огромная воронка, образовавшаяся из-за попадания немецкой бомбы, предназначавшейся для внушительного здания Коминтерна на нашей улице. Помню посещения этого заведения Вячеславом Молотовым - тогда за забором нашего дома выстраивались шеренги милиционеров в белых перчатках, с жезлами. Гостиницы "Турист" тогда не было в помине. Надо же, описание моего уголка детства, видение которого ежедневно, без преувеличения, перед моими глазами, я встретила неожиданно у писателя Александра Бизяка в его "Алкогольных прогулках по Москве". Отрывки из повести Бизяка я впервые прочла в вестевских "Окнах", и эта публикация послужила началом нашей дружбы с Александром, дважды земляком - по Яузе и по Хайфе.
Вернусь к послевоенным годам, когда отец работал в Наркомате обороны, ездил на трамваях через всю Москву из Ростокино на Фрунзенскую набережную. Занимался всё тем же делом - снабжением армии лесоматериалами. Во время борьбы с космополитами майора Фердмана уволили из Наркомата.
После того, как папа промаялся без работы полгода, он был вынужден дать согласие служить на военной базе на "периферии", и уехал. А мы остались, не поехали за ним: Семён поступал в институт, да и потеряли бы комнату в Москве... Вечное угрызение мамы - мы как будто променяли жизнь отца на московскую прописку.

Наша семья: Семен, Маша Полицеймако и я, слева - мама Маши, Евгения Михайловна Фиш, вдова народного артиста СССР Виталия Павловича Полицеймако, чтица, когда-то была первой партнёршей Александра Менакера - до его дуэта с Марией Мироновой, в центре - наша мама, Ида Фердман, держит на коленях маленького Мишу (теперь это 28-летний актёр Михаил Полицеймако), две девочки - мои дочери Маша и Инна, у которых теперь дети старше их самих на этом снимке.

Отец умер в 1952 году сорокалетним. У него была после фронта открытая язва желудка, и ему необходимо было питаться исключительно домашней едой, а не в столовках. Лечить язву желудка в те времена ещё не умели. Папу прооперировали в госпитале, не известив маму и не получив её согласия.
Вызвали её, когда папа уже умирал. Был страшный мороз, когда мама везла тело отца из Ярославля в Москву на военном грузовике. Солдат-водитель спас маму, отдав ей валенки. Лет десять после смерти отца мама ездила на Востряковское кладбище каждое воскресение.
В год смерти отца Семён окончил школу. В 10-м выпускном классе он участвовал в школьном спектакле по "Ревизору". И вот тогда я впервые увидела брата на сцене. Он был настолько органичен в роли не то Бобчинского, не то Добчинского, что я по-настоящему испугалась, когда его героя, подслушивающего под дверью, стукнули этой дверью. И я увидела " разбитый" нос, на самом деле измазанный краской.
О поступлении в театральный вуз не могло быть и речи. В семье военного сын должен учиться в военном училище - таково было мнение родителей.
Семён подал документы в Бронетанковую академию. И, конечно, сразу получил от ворот поворот. Ведь это был 1952 год, "дело врачей" только разворачивалось. Семёну сразу заявили, что в связи с повышенным кровяным давлением (это у футболиста!) он к экзаменам не допущен. Дальше на его пути оказалось МВТУ им. Баумана - и опять осечка! Двойка по сочинению на тему "Сталин - это мир во всём мире". На самом деле Семен переписал экзаменационное сочинение со шпаргалки, да и с грамотностью у него был порядок. Наша совсем не храбрая мама проявила не свойственную ей твёрдость и потребовала показать ей двоечное сочинение сына. В нём оказалось штук десять засчитанных однотипных ошибок: буква "я" вместо "ё" и наоборот, в том числе в слогах под ударением, в которых эта ошибка просто невозможна. Высказанное мамой недоумение стало позором приёмной комиссии.
И Семён стал студентом Бауманского института, обнаружив себя единственным поступившим евреем.
Но какая начертательная геометрия, когда его душа жаждала студенческих скетчей, конферанса, джаза и футбола! Какой длинный путь к сцене предстоял ему: с отчислением из МВТУ за ту же начерталку, потом четырёхлетняя служба во флоте, участие в Краснознамённом ансамбле Балтийского флота за талантливое исполнение репертуара Аркадия Райкина, восстановление после дембеля в МВТУ.
И опять вымученная учёба, перемежаемая и забиваемая участием в СТЭМах.
Кстати, скажу, что Семён не жалел, что побывал в шкуре матроса, и вспоминал годы на флоте с любовью. Мне же от флота достался матросский бушлат, в котором я ездила на целину.
Из-за флотской службы брата мы закончили процесс получения "верхнего" (словечко Семёна) образования одновременно. И даже по одной теплоэнергетической специальности. Только я её получила в МЭИ, а Семён - в МВТУ им. Баумана. И даже его дипломные чертежи частично чертила я, вместе со своими. Вот как Семён описал защиту своего диплома:
"На защиту моего диплома собралась большая толпа, все думали, что будет концерт, поскольку знали меня как артиста художественной самодеятельности.
Комиссия предупредила, что если заметит реакцию зала на моё выступление , всех выгонят. Я вёл себя спокойно, преподаватели были очень довольны, но в одном месте я не выдержал и пошутил. Зрителей попросили удалиться, поскольку началась та самая реакция, которой побаивались члены комиссии".
"Мука" инженерная Семёна продлилась десять лет - ради мамы, не желавшей даже слышать об актёрстве любимого сына. Семён написал в книге "Уно моменто":
"Я постоянно следовал указаниям мамочки".
С мягким юмором, добавлю я...
В этих словах нет преувеличения, я - свидетель того, каким он был настоящим еврейским сыном. Никогда впоследствии, уже уйдя тайком от мамы на профессиональную сцену, не позволял говорить, что мама, именно мама, задержала его "уход" в артисты.
Годы, проведённые во флоте и на инженерной работе, Семен оценил как свою судьбу, давшую ему массу жизненных впечатлений и встреч с интересными людьми. Он написал про те годы, что их "не потерял - мне есть что вспомнить".
Тем более, что времена инженерства совпали с участием в эстрадной студии "Наш дом". Днём на службе, вечером в студии - и так десять лет! О, это было великолепное театральное явление в жизни Москвы. Располагалась студия в Доме культуры гуманитарных факультетов МГУ, что на Моховой. Там начинали свой путь Марк Розовский, Илья Рутберг, Виктор Славкин, Максим Дунаевский, Альберт Аксельрод (основатель КВН), Геннадий Хазанов, сам Семён, исполнявший десять лет - наряду с актёрством - обязанности директора студии, актёры божьей милостью Владимир Точилин, Михаил Филиппов, Александр Филиппенко... Когда через 10 лет партком МГУ стал разбираться, что за театральный коллектив обосновался в их Доме культуры и гремит по всей Москве, обнаружилось, что его участники в основном инженеры, да ещё - евреи (кроме трёх, перечисленных мною как артистов "божьей милостью"). Любопытно, что единственным членом парткома, проголосовавшим против закрытия студии, был будущий член израильского Кнессета Юрий Штерн.
Марк Розовский написал о студии "Наш дом": "Жизнь так распорядилась, что удалось собрать вместе одарённых людей, которые заряжались от таланта и творческой энергии друг друга". Они были лёгкими, весёлыми, в то же время мыслящими, талантливыми молодыми людьми. И остались друзьями через 30 лет после закрытия студии. Обращались к произведениям великой русской литературы, не жалуемым в советские времена, - Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Платонова, Зощенко. Возрождали традиции Мейерхольда. Ну, просто предтеча Театра на Таганке! Закрытие, вернее, разгон театра, а время шестидесятых годов уже завершалось, было драматическим событием в жизни всех без исключения членов студии. Но молодые таланты оказались востребованы. Семёна и Александра Филиппенко пригласил в свой театр Юрий Петрович Любимов. Александра Карпова забрал к себе Аркадий Исаакович Райкин. Кстати, я была рада увидеть Сашу Карпова на сцене театра "У Никитских ворот", руководимого неувядаемым Марком Розовским, во время гастролей театра в Хайфе.
Итак, после разгрома студенческой студии "Наш дом" началась полноценная профессиональная жизнь актёра Семёна Фердмана, позднее - Семёна Фарады.
Про актёрскую жизнь брата помню бесконечно много. Главное в ней - безусловно, 30 лет на сцене и в коллективе Театра на Таганке. Дети мои выросли на его репертуаре и за его кулисами. Скажу "красиво" - в осколках зеркал жизни Семёна прошла жизнь моя.
Ровно четыре года назад скоропостижно скончался Григорий Горин, а через неделю после этого от горя мой любимый брат получил инсульт. Горе Семёна было велико не потому, что Гриша писал ему тексты для выступлений на эстраде. И не потому, что Гриша сочинил для Семёна роли в четырёх знаменитых захаровских фильмах. Гриша был другом. Помню большую статью в "Советской культуре" о начинающем актёре и его маме:
"Мама Сени очень любит своего сына. Но мама Сени очень ценит скромность. "Сеня,- как-то сказала она сыну,- когда кланяешься, не становись рядом со знаменитыми артистами. Отойди в сторонку. Те, кому надо, тебя всё равно отметят".
Я вспомнила мамин совет на гастрольном спектакле Театра на Таганке "Мастер и Маргарита" в Театрон hа-Цафон в Кирьят-Хаиме. Семёну было неловко, но он ничего не мог поделать, когда при его выходах на сцену серьёзный спектакль прерывался аплодисментами зрителей. "Моя сестра - израильтянка", - сказал Любимову Семён. Глядя на нас, Юрий Петрович припечатал: "Одна лица". Наверное, брат и сестра с возрастом становятся здорово похожими друг на друга...
Немного о позднем ребёнке - сыне Мишке. "Я не выпускал его из губ" - это точная формула сумасшедшего папы Семёна. Так Миша и вырос в папиных губах и стал актёром Михаилом Полицеймако. Востребованным и в кино, и в театре. Папино чувство юмора, папины грустные глаза. Побывав на двух спектаклях с участием Миши во время моей последней поездки в Москву, я сказала родителям, что их сына ждёт отцовская судьба - его тоже любит зритель.
После смерти нашей мамы в 1989 году я засобиралась в Израиль. Мама, комсомолка-рабфаковка, не перенесла бы моего отъезда вместе с обожаемыми внучками. Жила мама всегда с Семёном - ещё раз скажу, что он был потрясающий сын! Семён сказал мне: "Решай, сестра, сама - твоё право. Израиль - страна красивейшая, только знай, ты там будешь нищей".
К счастью, его предсказание не сбылось. В интервью незадолго до своей тяжёлой болезни Семён сказал обо мне: "Сестра сразу надумала ехать в Израиль. Я был у неё во время театральных гастролей раз тридцать… Лично я в любом зарубежном государстве больше десяти дней не выдержал бы! Меня домой тянет. А сестра чувствует себя там комфортно".

Давно не люблю Москву. Увела оттуда род свой - настоящий и будущий. Живя в Израиле, всегда предпочитаю ездить в новые для меня страны. Теперь снова бываю в Москве для того, чтобы проведать брата.
Часто в СМИ встречаю суждения о Семёне: "Фарада! Да он же крестился!" Мне рассказали, что в Нью-Йорке в "русском" магазине на ящичке для сбора пожертвований на лечение Семёна Фарады появилась подобная надпись. Да, факт крещения брата - моя большая печаль. Произошло это крайне неприятное для меня событие, когда я уже жила в Израиле. Я бы его отговорила. Содеянное не изменить, оно не пошло впрок моему брату.
Уверена, Семён пошёл на этот шаг неосознанно, под влиянием жены - актрисы Марии Полицеймако, кстати, галахической еврейки. "Меня жена крестила", - сказано в приведенном выше интервью брата. Слышишь, Маша, я всё равно тебя люблю. Не я, а ты помогаешь повседневно Семёну бороться с тяжёлой болезнью. И дай тебе Б-г силы. Как я смею судить, разве сейчас в этом дело! А еврей остаётся евреем всё равно.
Прости, Сёма, когда приезжала в Москву тебя проведать, убегала от тебя на какие-то встречи, в театры, за покупками. Давно ведь не была, отсутствовала 10 лет. А надо было только сидеть возле тебя, разговаривать, вспоминать.
Главное - живи, Сёмка.
Я позвонила - сиделка мне: "Вы знаете, он Вас звал вчера: "Женя, Женя". Открыл глаза, я - ему: "Семён Львович, Женя же в Израиле. Вам что-то приснилось?"

"Я почуял беду - и проснулся от горя и смуты,
И заплакал о тех, перед кем в неизвестном долгу,
И не знаю, как быть, и, как годы, приходят минуты,
Ах, родные, родные, ну, чем я вам всем помогу?".
Борис Чичибабин

Евгения СОКОЛОВ, Хайфа

Кое-кто может упрекнуть меня в эксплуатации имени брата - на сайте "Мы здесь" публикую о нём уже вторую статью. Но разве можно исчерпать тему любви? Некоторые поэты всю жизнь воспевают любимую женщину. А я воспеваю, как могу, своего Сёмку, старшего брата. Помню себя с 5-6 лет - уже тогда его обожала, как и всю последующую жизнь. В детстве моё обожание выражалось подчас смешно, например, в том, что стакан компота из среднеазиатских сухофруктов, выдаваемый мамой "на третье", я отодвигала от себя в сторону Сёмы. "Не хочу!" - говорила я и кривила губки. Компот он очень любил и любит по сей день. Может, это у него со времёни эвакуации в Ташкент, кто знает? В книге Семёна "Уно моменто" есть такие воспоминания: "Помню, в Ташкенте было огромное количество разнообразных фруктов. Под каждой кроватью в доме, где мы жили, хранились фрукты. А под ними ползали скорпионы. Поднимешь дыньку, а под ней появляется скорпиончик".
Помню мою великую детскую гордость, когда меня, почему-то с запозданием, привели в первый класс. Учительница, Дора Моисеевна Майданник, спросила:
- А Сёма Фердман тебе кто? Брат?
- Брат! - счастливо выдохнула я, и эту гордость сохранила на всю жизнь.
Я любила его футбол, его стиляжничество, его джаз, восхищалась вместе с ним "Эллочкой" Фицджеральд и Луи Армстронгом. Я знала всех его друзей по школе, потом по Бауманскому институту, потом - по театру- студии "Наш дом" при МГУ и, конечно, коллег по театру на Таганке.
После моей статьи "Главное - живи, Сёмка!" я получила укоризненный мessage - почему не сделала анализ его творчества, не разобрала его театральные роли или киношные. Да не критик я, не исследователь творческого пути актёра Семёна Фарады! Я - сестра, и этим сама себе интересна. Конечно, знала все его премьеры и любила ходить на один и тот же спектакль по многу раз. Мне были интересны нюансы исполнения, каждый раз меняющиеся, но я не рецензент. Однако вспомню две роли Семёна в театре на Таганке, которые особенно любила.
В первой из них ("Обмен", 1975 год) он играл много пожившего на свете мудрого еврея, квартирного маклера лет семидесяти. Во второй роли Семён играл мальчика, "которому пошёл четырнадцатый год, но по росту и хилости ... можно было сбыть за восьмилетнего" ("Пять рассказов Бабеля", 1980 год). Вот такой возрастной разброс...
Сценарий спектакля "Обмен" Юрий Трифонов написал по своей же одноименной повести. Роль маклера (см.снимок вверху) специально введена для Семёна и состоит из трёх проникновенных ярких монологов, которые Юрий Петрович Любимов вставил в общую канву спектакля. Удивительная личность этот старый еврей, который сам не понимает, какая сила заставляет его мыслительные способности бесконечно прокручивать в голове многосложные комбинации - варианты квартирных обменов. В них одновременно участвуют десятки людей, интересы которых должны быть удовлетворены. Семён буквально метался по сцене с вопросом, который задавал сам себе: зачем ему, старому обеспеченному человеку, решать эти многоходовые задачи-головоломки? Чёрный маклер, украшение спектакля... Кто помнит?!
Зиновий Гердт сказал, придя на спектакль, что роль сыграна Семёном на стыке трагизма, фарса и комедии.
Гуляя по Интернету при подготовке своей статьи, прочла такое суждение о Семёне: "Он непременно ассоциируется с улыбкой. Но за ней скрываются и радость, и боль". Сам Семён говорит: "Я не весельчак уж точно. Самой серьёзной считаю роль доброго пожилого портного из фильма "Попугай, говорящий на идиш". Это фильм 1990 года режиссёра Эфраима Севелы, в котором Семён снимался вместе с женой, актрисой Марией Полицеймако. Помните? Смешной любовник-портной, старый еврей, который остался один после того, как в гетто были уничтожены все его близкие.
Семён: "По сюжету я должен был заплакать и заплакал. Мне не надо было закапывать глицерин, как обычно делают в кино".
Но вернусь к театру, к "Пяти рассказам Бабеля"...
На молодёжном Интернет-форуме прочла: "Спектакль на Таганке был шикарный. А как Фарада играл! Какая мощная энергетика! Тема Бабеля была раскрыта...".
Рада, что даже молодёжь помнит тот звёздный спектакль. Встретила также воспоминание актёра - участника спектакля Алексея Граббе: "Чудный был спектакль, лёгкий, весь построен на радужном импровизационном состоянии".
Поставил спектакль режиссёр Ефим Кучер, ныне преподаватель театральной школы-студии Бейт-Цви в Рамат-Гане. Поставил талантливо, великолепно!
Основа сценария - понятно, рассказы Исаака Бабеля. Репетировалось девять рассказов. От Ефима Кучера узнала про многотрудную, тяжкую историю сдачи и пробивания спектакля через высокие комиссии и даже про визит замминистра культуры на прогон. Из девяти новелл разрешили к показу только пять. Обида участников спектакля была так велика, что не позволяла им выпустить спектакль в урезанном виде. И тогда члены худсовета театра Аникст и Вольпин сказали: надо использовать возможность спектакль всё-таки выпустить, даже в сокращённом варианте - для того, чтобы вновь зазвучало имя Исаака Бабеля. Имя, сорок лет бывшее под запретом.
Успех спектакля был потрясающим, его потом играли на сцене Малого зала театра на Таганке много лет. Всё же нелегально играли шесть рассказов, шестой преподносили зрителям как некий бонус, как премия. Это говорил Семён, поскольку был как бы в роли ведущего, осуществлявшего прямой доверительный контакт с публикой. Семён играл в нескольких новеллах, главная из которых, конечно же, "Пробуждение" - про мальчика, ученика Загурского. Бессмертные бабелевские строки: "Все люди нашего круга учили детей музыке....Когда мальчику исполнялось четыре или пять лет, мать вела крохотное, хилое это существо к господину Загурскому. Загурский содержал фабрику вундеркиндов".
Когда затюканный учёбой на скрипке мальчик в несуразных брючках на подтяжках мчался на берег моря и, счастливый, швырял ненавистную скрипку на песок, зал заходился от восторга. Этим мальчиком был Семён.
Бабель: "Трудно мне дался первый шаг. Однажды я вышел из дому, навьюченный футляром, скрипкой, нотами и двенадцатью рублями денег - платой за месяц учения". Но ... очутился в порту, на берегу моря, и так началось освобождение. Бабель: "Прошло уже три месяца с тех пор, как скрипка опустилась на песок у волнореза ... Мечтой моей сделалось уменье плавать". Ну, а дальше - расплата, когда господин Загурский пришёл сообщить родителям о беглеце. Бабель: "Я кинулся к чёрному ходу - его накануне заколотили от воров. Тогда я заперся в уборной. Через полчаса возле моей двери собралась вся семья. Женщины плакали... В моей крепости я досидел до ночи".

..

Бедный мальчик! В этой искромётной роли все симпатии зрителей были на стороне Семёна, с поразительной тонкостью передавшего щемящую ноту прекрасной бабелевской прозы.
На премьере спектакля присутствовала вдова Бабеля - Антонина Николаевна Пирожкова. Она сказала, что язык Семёна более всех артистов, занятых в спектакле, близок к бабелевским интонациям. Семён верно уловил мелодику речи, не утрируя акцент обитаталей Молдаванки. В уже упоминавшейся книге "Уно моменто" Семён назвал Бабеля гениальным писателем. Приведу цитату: "Писателей "любимых, близких по всем моим душевным переживаниям, только двое. Это Исаак Бабель и Андрей Платонов. Очевидно, мои чувства помогают мне не испортить впечатление от их творчества, когда я читаю их рассказы вслух... Их литературный язык - это шедевры. Ведь когда они писали фразу, из пяти слов четыре вычеркивали и заменяли другими". Вот так бы все работали со словом!
А теперь обращусь к газете, которую храню уже 16 лет. Это номер "Советской культуры" от 17 января 1989 года. Страницы её уже пожелтели, а статья, из-за которой газету храню, называется "Невысокий брюнет в чёрных ботинках с попугаем на голове". Это о Семёне. Белого попугая звали Гоша, и его трудно было согнать с головы Семёна, когда он приходил домой. Был ещё попугай Сеня, но он не выдержал соседства с кошкой Шурой. И овчарки Рика уже нет...
Автор статьи - Григорий Горин. Статья написана с такой любовью к Семёну и с таким сочувствием, как будто Гриша трагическое переплетение их судеб предчувствовал. В июне 2001 года Горина не стало. Незадолго до трагедии ему исполнилось 60 лет. Сердечный приступ, неотложка, врач, сказавший, что "ничего страшного". Через несколько часов наступила развязка. Услышав скорбную весть, я сразу же позвонила в Москву. Семён был в подавленном состоянии, я услышала горькие слова о потере друга. Через день с Семёном случился тяжёлый инсульт. И вот уже пятый год мой брат страдает от его последствий.
Вернусь к статье так много успевшего сделать в театре, в кино, в литературе Григория Горина. В прославленных фильмах Марка Захарова, поставленных по сценариям Горина ("Формула любви", "Тот самый Мюнхаузен", "Дом, который построил Свифт"), всегда была предусмотрена роль для актёра Семёна Фарады. А сам Марк Захаров назвал Семёна истинным украшением его картин. У Гриши в статье об этих ролях: "Играя главнокомандующего в фильме "Тот самый Мюнхаузен", Губернатора в "Доме, который построил Свифт", он демонстрировал комическую величественность тупости...которая претендовала на верноподданническое почтение, а на самом деле вызывала лишь анекдоты и ироническую улыбку. Семён Фарада умеет создавать непроницаемое лицо. Оно тем серьёзней, чем больше смеётся артист в глубине своей души".
Не могу отказать себе в удовольствии привести начало Гришиной статьи, потому что эти строки звучат как поэма: "В его внешности ничего от привычного актёрского облика. Плотная коренастая фигура, на которой вечерний концертный костюм сидит мешковато. Волосы курчавятся, как их ни прилизывай. Щеголеватая тонкая ниточка усов находится в некотором противоречии с большими печальными тёмными глазами... Зал встречает его бурными аплодисментами и улыбками узнавания... "Жизнь наша полна сложностей и загадок, - начинает он негромко. - Иногда сделаешь что-нибудь этакое хорошее, но ненужное, и получается себе же хуже". Это из рассказов "непутёвого человека", написанных Гориным и исполнявшихся Семёном с эстрады с неизменным успехом. И дальше в статье - о том, что через маску "непутёвого человека" проступают черты собственного характера, судьбы самого Семёна, о которой вся статья Гриши: "Юмор выживания нам ещё пригодится. Будем же благодарны артисту, который щедро нам его дарит".
Ну вот, не собиралась писать о творческом пути актёра Семёна Фарады, но не удержалась и написала. Добавлю только вот о чём. Ролей сыграно Семёном огромное количество, хотя небольших, эпизодических. Но ярких! Кто, вспоминая "Формулу любви", не замурлыкает "Уно-уно-уно, уно моменто" и не вспомнит: "Селянка, хочешь большой и светлой любви?"
Кто при упоминании фильма "Чародеи" не вспомнит, прежде всего, Семёна, пробродившего весь фильм по коридорам института НИИЧАВО с криками "Ау, люди! Кто так строит?" Меня, например, доводит до экстаза сценка в фильме "Миллион в брачной корзине" - помните незадачливого афериста, которого Александр Ширвиндт приводит в дом в качестве врача: "Молодой человек, у вас прекрасный гипс. Он абсолютно белый". Разве забудется в плеяде замечательных персонажей и исполнителей в "Человеке с бульвара Капуцинов" м-р Томпсон: "Джентльмены, а поезд уже ушёл?" или там же: "А вот ты, Хью, говоришь когда-нибудь "пожалуйста"?"
Так уж у Семёна получилось, что его фразы запомнились и пошли в народ, а его имя, имя Семёна Фарады, поднимает людям настроение.

Последний раз он приезжал в Израиль на гастроли театра на Таганке со спектаклем "Мастер и Маргарита". Вот семейная фотография, сделанная во время антракта: Семён - со своей племянницей Инной Фердман.
Да, я рада, что моя Инна и её дети, родившиеся в Израиле, носят настоящую фамилию Семёна.

Фото: Александр СТЕРНИН (Москва),
Илья ГЕРШБЕРГ (Хайфа)
Все снимки публикуются впервые
источник